Кислород покидает легкие, уступая место пустоте, которой хватило бы на целый космос. В этом космосе хватает места на все. В нем – целый мир, куда более яркий и красочный, чем любая существующая реальность. Опухшее изнутри горло заставляет пить воздух жадными, резкими глотками. Мысли ускоряются настолько, что пора начать бежать в обратную сторону. Боль исчезает. Искажается реальность.

Он касается теплой кожи, сжимая ее шею руками и перекрывая доступ кислороду. Львиный голод, не имеющий ничего общего с физиологической потребностью. Это внутри. Это снаружи. Это везде. Единственное различимое желание – растянуть эту минуту до бесконечности. Это сильнее любого наркотика. Это – яд, вызывающий желание жить вечно.

Время замирает и превращается в застывающий желатин. Глаза остаются широко распахнутыми. Миллиарды блесток кажутся звездами далекой галлактики в этой розоватой студенистой массе. Ночь – на тысячи километров вперед. Взгляд устремляется в одну точку, становясь безграничным и позволяя увидеть невозможное. Обогнув Вселенную, взгляд обращается в свет. Обогнув вселенную, он возвращается обратно и преломляется, распадаясь на тысячу радужных лучей.

Эти лживые проповедники, которым не нужен Бог, чтобы нести свое слово. Им не нужен даже дьявол, потому что этот малый бывает порой даже почестнее первого. Это прогнившее до основания общество, осуждающее чужие пороки, погрязнув в вязком болоте лицемерия. Их лживые слова заливаются им же в глотки, одновременно заглушая и заставляя кричать громче. Эти монолитные камни правды, рассыпающиеся в порох у них под ногами. Все что нужно – это немного света на пути к искуплению. Впрочем, некоторых уже не спасти.

Состояние измененного сознания, близкое к границе жизни и смерти. Шаг со сцены в сторону зрительного зала – чтобы наблюдать за происходящим со стороны. Бесконечное море водопадом рушится из-за кулис, просачиваясь сквозь доски и заполняя оркестровую яму. Свет обретает форму. Музыка распадается на молекулы, обретая цвет. Вкус соли заставляет искусанные в кровь губы гореть, как костры инквизиции. Он разворачивает ее спиной к себе, хватая за волосы. Как только она запрокидывает голову – его пальцы вновь смыкаются на ее шее. Он с силой прижимает ее к себе, но этого мало. Опьяняющее счастье и невыразимая жажда раствориться, исчезнуть. Все приобретает противоположный смысл. Хочется одного: узнать, каков этот свет на вкус.

Ногти впиваются в кожу. Достаточно острые, чтобы оставлять следы – и достаточно гладкие, чтобы осознание боли наступило не сразу. После горячих рук кожа словно посыпана перцем. Эта боль доставляет наслаждение и вызывает непреожолимое желание причинять еще больше боли, помноженной на миллионы световых лет – в ответ. Годы истязающего однообразия превращаются в тяжкий груз, сбросить который можно единственным способом. Взлетные огни этого аэродрома дарят второе дыхание. Забытые ощущения кажутся новыми. Чувства – это слабость, но именно слабость сильных людей подкупает безоговорочно.

Свет, разрезающий темноту ночи, растворяется в солнце, лениво выползающим из-за горизонта. Реальность приобретает привычные очертания, а музыка теряет цвет и форму. Но это лишь первое из мгновений последующей жизни, поскольку яд, причиняющий столько боли и наслаждения, уже бежит по венам вместо крови.

Music: 30 seconds to Mars – End of All days