Белый

Город сегодня белого цвета. Не как молоко — скорее как раздражающая вспышка камеры, как холодный чистый лист в принтере, как потолок в палате психиатрической лечебницы… Именно по такому городу лет сто двадцать назад гуляли местные поэты и художники. Границы реальности истончаются, прошлое проскальзывает сквозь дыры в настоящем и заполоняет пропитанные морским воздухом улицы. Стоит только свернуть с намеченного пути — и на тебя набрасывается то вечно юный Лиссабон, то заманчивый Танжер, то оголившийся до костей Париж… Странно, что рядом с объявлениями «сниму квартиру» не развешаны объявления «сниму одежду». Они бы отлично вписались в общую стилистику потертого сюрреализма, смешанного со старой кирпичной кладкой и пропитанным солью туманом. Город кажется пластмассовым, игрушечным и издевательски-фальшивым. Фальшивят бараки, наспех сложенные из досок, почерневших от времени но, вопреки здравому смыслу, все еще достаточно крепких, чтобы удержать контуры здания на своих местах. Фальшивит пугающе-мрачная архитектура советского периода — рыжие кирпичи, квадраты стекол на лестничных пролетах и выкрашенные в синий цвет двери подъездов, за которыми таится загадочная чернота, готовая поглотить любого неосторожного путника. Фальшивит море, спрятавшееся за тяжелыми и устойчивыми опорами моста и толпой позеленевших от приближения лета деревьев. Фальшивит даже дорога под ногами, срываясь с тротуара на грунтовку, грязь, ямы и неблагоустроенную проезжую часть.

Одержимость новыми маршрутами и новой музыкой в наушниках — как отчаянная попытка вырваться за рамки этой истории, разорвать чертову временную петлю и перелистнуть пожелтевшие страницы календаря, раз и навсегда распрощавшись с этим бесконечным днем сурка. К сожалению, время не будет идти быстрее, если без конца смотреть на часы. Наоборот, под тяжестью твоего взгляда его пульс упадет до нуля, стрелки замедлятся, утонув в сахарной вате воспоминаний и ненужных мыслей, а цифры и вовсе замрут на месте, издевательски усмехнувшись напоследок. Зато километры — полностью в твоей власти. Можно идти медленно, можно ускоряться и даже бежать, пусть по кругу, но набивая счетчик пройденных метров до полного отказа системы. Хочется сбежать. Сбежать в Сеул, в Лондон или алкогольное опьянение. Впрочем, как бы быстро ты ни бежал, от мыслей, которые пытаются достучаться до тебя изнутри, ты в любом случае никуда не денешься — они как назойливые соседи, затеявшие ремонт в самый разгар праздников: просто не оставляют выбора.

С каждым днем все сложнее находиться в этом городе, хоть он и не оставляет отчаянных попыток подружиться. Впрочем, он не так уж и плох, когда воспринимаешь его «всухую», без людей и в отрыве от реальности. Города — вообще удивительная вещь, никогда не знаешь, какую из тысячи масок и лиц ты увидишь на этот раз. Сегодня он пытается подсунуть мне призрака, маску Вольта, чистый лист, который маскируется под что-то привычное, но реальность все равно просачивается сквозь невидимые шрамы и трещины. Невысказанное прошлое, запертые в переулках и потрескавшихся кирпичах воспоминания. Эпохи и года сменяют друг друга с нарочитым постоянством каждые несколько шагов — путешествия во времени вполне реальные, если знать, куда именно смотреть. Шаг — и ты проваливаешься в очередной разлом времени, другой — возвращается к еще не написанному будущему.

Никогда не стреляла из пистолета, но уверена: сегодня все пули попали бы в молоко, особенно если речь о бутылках и стройных рядах пакетов на полках супермаркета. Bang-bang-bang — и белые холодные реки проливаются водопадом под треск витрин и звон стекла. Пол, на секунду ставший зеркально-гладким молочным озером, уже в следующий миг превращается в грязное месиво, истоптанное ногами десятков посетителей. Самые красивые вещи возникают по воле человека и по его же воле рассыпаются в прах. При всем желании человек не может быть чистым листом: даже сквозь толстый слой грунтовки будет проглядывать старая картина. Впрочем, искусство — это лишь взгляд на привычные вещи под другим углом.